Краткая  история Ботоса с генетическим уклоном.

                                 Раннее детство - Тихая гавань

                                                                                  'Ведь Боги ни в чем не заинтересованы;                                                                                                                                                                                                                                               

                                                                               и все, что ни творится, для них одинаково

                                                                               и вечно прекрасно.'

     Многие столетия средневековая философствующая интеллигенция, представители рафинированного искусства Ренессанса, творили представление о детях, крылатых амурчиках, чистых и невинных творениях божьих.  Вроде бы, они вторили античным гностикам  и новозаветным старцам. Этот слащавый 'гимн Дитяте' достиг своего апофеоза в 20 веке! Образ Мадонны с розовым младенцем, плодом и носителем пламенной Любви, возникшей между Родителями и обращенной на него же нежной Матерью, стал доминантой в творчестве Да'Винчи и Рафаэля. 'Дитя-Божок' в наше время еще более назойливо и напыщенно преподносится как смысл жизни Родителей, базовая Ценность, ради сохранения которой Общество и Семья должны и готовы, вроде бы, идти на любые, даже крайние, жертвы.

    Априори, таковым 'творением божьим', волею Случая и Любви, однажды, довелось стать и нашему персонажу, будущему 'Ловцу'.  Изначально Малыш Ловец даже слишком точно соответствовал каноническому образу 'Дитя Ангел', но будущие странности характера  Ловца, очевидно, были уже 'написаны у него на лбу' с самого раннего детства и вызывали некоторое смутное беспокойство и жалостливость у взрослых или неосознанное раздражение у сверстников своей 'непонятностью'.

      Упаси Боже, этот 'ангелоподобный' Малыш, похожий на младенца-Божка, не был столь знакомым всем забиякой: он не дрался с детьми из-за игрушек, не 'хулиганил', на сколько это было вообще возможно в его еще раннем возрасте, и не задирал девочек. Но уже в яслях он более сидел и отстраненно наблюдал, чем играл с детьми т.к. сам не проявлял попыток сближения с ними. Тогда как другие дети старательно имитировали поступки сверстников и поведение старших, Ловец, почему-то, лишь отстраненно присматривался к окружающему Миру, словно не совсем его 'узнавая', каковой процесс, конечно, несколько затянулся, по мнению Старших. Нет, если' дети предлагали, то с некоторыми он играл, и тогда, вдруг, казалось, что этот маленький 'спящий Будда', на самом деле, 'понятен', 'неопасен' и даже слишком  мягкосердечен и наивно дружелюбен, что порождало у детишек, вслед за прежним,  уже новое чувство - предчувствие каких-то благоприятных и полезных для себя, но не обязательно для него, отношений с ним в будущем.

     Малыш очень любил 'смотреть', наблюдать и любоваться, как рядом с ним 'Другие' совершают простейшие и понятные действия, красиво собирают из кубиков домики, самозабвенно возят машинки и артистично 'оживляют' кукол.  Вот это ему нравилось, но, пока, Ловец все же 'остерегался' любым своим содействием помешать им, разыгрывать творческий Спектакль по их же собственному Сценарию, 'опасался' спугнуть их и нарушить идиллическую картину Миропорядка, близкой его Душе и Чувствам Системы, хранимой 'нянечками-харитами', отчего и  довольствовался малым.

   В целом же, что-то не складывалось в Гармонию за пределами его 'Убежища', какие-то Связи и Процессы обозначали Угрозу и Обман, и Ловец неосознанно медлил с вступлением в 'Большой Мир Людей', пристально вглядываясь во Вне из своей, казавшейся ему надежной, 'Утробы-Крепости'.

    Вряд ли кто из 'Других' догадывался, что, очень рано начавший постигать Глобальную Систему, Малыш получал не меньшее удовольствие как от вида двигающихся и что-то делающих людей, так  и от чудесных в любом проявлении, постоянно изменяющихся, облаков и неуловимых картинок на сверкающей водной поверхности. Для глаз юной 'отросли' все это было потрясающе прекрасно и загадочно, требовало Постижения. Его без остатка поглощало наблюдение за удивительными букашками и мурашами в траве палисадника перед домом. Он был готов смотреть бесконечно на грандиозный шумящий зеленый лес, куда его частенько, с двух лет каждый 'летний' сезон,  возил отец, фанатичный 'грибник' и 'рыболов'. 

      Разве что, действительно, настораживающим было отсутствие нормальной, природной, 'жадности' у ребенка, 'плотского голода', управляющего поступками  нормальных людей. Если ему не предлагали, то он мог не есть и не просить еды несколько дней. Слабо интересовали его и сладости. Будучи статичным, он вообще очень мало и вяло кушал.  Его не прельщали чужие игрушки, и он не скандалил, если другому ребенку давали его собственные. Он не канючил в детских магазинах, выпрашивая приглянувшиеся 'цацки'.

     Другая странность Малыша не менее озадачивала взрослых. Его жуткая сонливость, а спать он мог до двух часов дня, парадоксально контрастировала с тем, что уложить ребенка вечером спать было пыткой - он еще не все рассмотрел. Возбужденный впечатлениями, Малыш 'бузил', заявлял, что вообще никогда не будет спать и, даже засыпая, наконец, клялся, что закроет на минутку только один глазок.